– Нет, – ещё тише отвечал он.

– Тогда возьми меня к себе. Я не буду обижать этого твоего Тиберия, я обещаю. Он, конечно, плакса и вредный. Но я обещаю.

– Невозможно.

– Почему? – Он не отвечал. – Потому что я император?! Да?! Да-а-а. Ну конечно, долг превыше всего. А на меня – плевать… Я тебя ненавижу! – закричал Постум, вскакивая. – Убирайся! Не хочу тебя видеть! Ненавижу! И презираю! Я знаю, что с тобой случилось в Аравии! Ты сделался рабом, ты ползал перед варварами на коленях. Уходи! Мне противно смотреть на тебя!

Что он кричит? Зачем? Постум задрожал.

– Август, ты не можешь меня этим попрекать.

Как он к нему обратился? Август?

– Почему – не могу?

Что он ответит… что ответит?…

– А как бы поступил ты, Постум? Пожертвовал чужими жизнями? – Он смотрел ему в глаза, и Постум не смог вынести его взгляда, зажмурился.

– Ради славы Рима… – шёпотом начал Постум и замолчал.

– Ради славы Рима не надо отдавать своих людей в плен. Но нет, я неправильно ставлю задачу. – Он усмехнулся. – Все решилось раньше – когда мы проиграли и потеряли Нисибис. И даже ещё раньше – когда решено было пожертвовать Нисибисом. Но решено не мной. Так что запомни, мой мальчик: решения принимают до начала войны, до битв и поражений. А в плену проигравший ничего уже не решает. Если победитель захочет провести его под ярмом – пленник пройдёт под ярмом. Нелепо упрекать его за это.

Постум бросился к нему на шею.

– Поедем со мной в Рим! Если ради легионеров ты выдержал такое, то почему ради меня ты не можешь сделать только это?

– Я не могу поехать в Рим ради тебя, – отвечал он своим странным искусственным голосом. – Я дал обет двадцать лет не видеть Вечный город и взамен попросил богов, чтобы никогда впредь Трионова бомба больше не взрывалась.

– Но Трион мёртв. Он умер несколько лет назад.

– Однако бомбу может создать кто-то другой.

– А ты уверен, что боги твою просьбу услышали? Кто передал её? Какой гений?

– Есть один, который может передать её.

– Какой же?

– Гений Рима. Как Цезарь я знаю его имя. И ты знаешь его. Ведь ты Август.

Постум не знал имя гения, но признаться в этом не посмел.

– Плевать! – замотал головой Постум. – Плевать на все обеты. Пусть взрывают бомбы. Пусть. Я не могу без тебя. Поедем в Рим!

– Теперь это твоё испытание, Постум. Я надеюсь на тебя, мой мальчик. Ты должен его выдержать.

– Тогда убирайся, уезжай в свою Северную Пальмиру к своему паршивому Тиберию. А я не хочу никаких испытаний! Не хочу! И я все врал. Я не читаю книг. Плохо учусь. Не знаю греческого. Играю на деньги с другими мальчишками. Ты предал меня, а я предам твой обожаемый Рим. Я уничтожу его похуже Трионовой бомбы. Превращу его в источник мерзости, в клоаку! Пусть все его проклинают, пусть ненавидят. Пусть!

– Постум…

– И никогда не приезжай в Рим. Никогда! Я тебе запрещаю! – Он кинулся назад в таверну. – Где мой конь? – крикнул хозяйке. – Вели оседлать его. Сейчас же! Я уезжаю.

Элий догнал его и схватил его за руку.

– Не прикасайся ко мне! – закричал Постум. – Не смей! Бенит хотел сделать из меня чудовище вроде Нерона или Элагабала. Так я стану им. Клянусь, я стану. Рим содрогнётся. Мир содрогнётся. Ты ещё узнаешь! Клянусь Юпитером, ты услышишь о моих преступлениях!

Постум замолчал, поражённый клятвой, которую дал. Элий тоже молчал. Медленно разжал пальцы и снял руку с плеча императора. Постум попятился. Потом повернулся и кинулся бежать.

Оставшееся до отправки поезда время император провёл в гостинице. Сидел у окна и смотрел на улицу. Убивал время. Удивительно, насколько это распространённое занятие – убивать время.

Бродягу Постум заметил возле дверей маленькой таверны. Человек вытащил из кошелька несколько медяков и старательно их пересчитывал. В третий или в четвёртый раз. На бутылку явно не хватало. Бродяге было лет сорок, высокий рост в сочетании с болезненной худобой сразу выделяли его из толпы. Грязную тунику и драную шапку бродяга наверняка отыскал на помойке. А вот башмаков не нашёл и потому остался бос. Но не это привлекло внимание Постума. Бродяга хромал. При ходьбе он сильно припадал на правую ногу. Решение явилось мгновенно. Постум выглянул в соседнюю комнату – преторианцы играли в «разбойники» и не обращали внимания на подопечного. Постум спустился вниз по наружной лестнице, перешёл улицу, подбежал к бродяге и схватил его за руку. Тот хотел вырваться и даже ударить, но увидел пурпурную тогу на мальчишке и так перепугался, что уронил свои медяки на мостовую.

– Чего тебе? – спросил просительно и одновременно раздражённо. – Из-за тебя все сбережения разронял.

– Плюнь на них, – приказал Постум, – получишь золотой. Я устраиваю небольшой спектакль, а ты поможешь его сыграть. Заплачу десять золотых. Или нет, двадцать.

– Двадцать, – повторил бродяга, и губы его сами собой расплылись в блаженной глуповатой улыбке. Потом опомнился. – Рад услужить тебе, Август! – воскликнул он с жаром.

– Отлично. Сейчас пойди и купи себе новую тунику и плащ с капюшоном. Явишься сегодня вечером на платформу перед отходом поезда в Рим. Я тебя встречу. – Постум положил золотой на ладонь бродяги. – И не вздумай меня обмануть. А также помни про двадцать золотых.

– За двадцать золотых я пойду с тобой в Аид, Август.

– Я пока что туда не собираюсь.

Постум побежал назад, в гостиницу. Кто знает, может, ему вновь выпали «шестёрки» в игре.

Маленький император в пурпурной тоге расхаживал по платформе взад и вперёд. Преторианец следовал за ним на расстоянии трех шагов. Постум не скрывал, что кого-то ждёт и при этом очень волнуется. Исполнители, четыре чёрные тени, перешёптывались и делали друг другу знаки. Постум старательно хмурил брови и тёр то нос, то щеку, чтобы подавить улыбку. Издали заметил фигуру, закутанную в серый плащ с капюшоном. Человек хромал. Исполнители тоже заметили незнакомца и заволновались, не зная, что предпринять. Постум кинулся к переодетому бродяге, ухватил его за руку и повёл за собой.

– Этот человек поедет со мной, – заявил он преторианцу, стоящему у поезда.

– Но как же…

– Без возражений! – Постум ввёл хромого в вагон.

Преторианец, что дежурил внутри, приветствовал императора и сделал вид, что не заметил его спутника. В дальнем конце вагона два исполнителя изображали, что заняты каким-то очень важным делом.

В отдельном купе уже был накрыт стол, откупорена бутылка фалерна, расставлены тарелки с мясом и фруктами. Здесь их поджидал Местрий Плутарх. Вид у него был явно недовольный. Императора он приветствовал сдержанно, а на бродягу глянул с презрением. И Постум, и его гость сделали вид, что не заметили недовольной мины учителя. Когда дверь за ними закрылась, бродяга откинул капюшон со лба.

– Здорово вышло. А?! По-моему, они перетрусили. – Бродяга уселся за стол и радостно потёр руки. Сам он давно догадался, чью роль играет. – Давненько такого я не едал! – Бродяга наполнил бокал вином, опрокинул разом и тут же засунул себе в рот кусок мяса. – Да благословит тебя Юпитер, Август!

– Вот твои деньги. – Постум положил перед бродягой стопку золотых. Настоящие ауреи с профилем самого Постума на аверсе.

– Клянусь Геркулесом, замечательный десерт! – засмеялся бродяга, пряча монеты в новенький кошелёк. – Надо же, такая куча золотых. Нынче все деньги почти бумажные, даже медные редко встретишь, – бродяга хитро подмигнул императору:

Император расхохотался: от знаменитой статуи Геркулеса, что Бенит решил воздвигнуть на берегу Тибра, так и возвышались на постаменте одни медные стопы, которые в народе давно прозвали «стопами Элия».