– А ты как думаешь? – насмешливо спросил гость и улыбнулся холодной улыбкой.

«Не отец», – с тоской понял мальчик.

Опять обман. Да что же это такое! Вместо матери – старуха-весталка. Вместо отца – двойник.

– Да, я не Элий. Я – его гений. Хочешь, буду твоим гением?

– Как это?

– У людей раньше были гении. У каждого свой. Оберегали и вели. У каждого места был свой гений. У каждого города и страны. А теперь – нет. Мы стали людьми. То есть никем. Прежде я был гением Элия. И я помню все его мысли, все чувства, все порывы, пока был с ним заодно.

– Не хочу, – Постум отвернулся к стене.

– Я был с ним, когда он в первый раз вышел на арену Колизея.

Постум стиснул кулаки, но продолжал лежать, отвернувшись к стене. Он представил Элия на арене, вооружённого мечом и щитом. Ясный день, трибуны забиты народом. Постум почувствовал странное возбуждение. Правда, тогда мечи были тупые.

– Я был с ним, когда ему отрубили ноги, – продолжал гений.

Постум резко повернулся:

– А когда он убил человека, ты был с ним?

– Разумеется.

– Расскажи мне. Только правду. Всю, до конца.

– Это было в песках Аравии. Элий был волонтёром.

– Бенит говорил, что Элий ограбил жрецов Либерты и убил.

– Ты веришь этому? – насмешливо спросил гений, ухватил из вазы гроздь винограда и принялся обирать ягоды губами. При этом он искоса поглядывал на мальчишку. Интересно, настоящий Элий так же красив? Говорят, он безобразен, весь покрыт шрамами и почти не может ходить.

– Не верю, – тихо сказал Постум.

– И правильно делаешь. Потому что твой отец не предаёт.

– Он предал меня.

– Все не так. Он поручил тебе очень сложное дело – только и всего. Сейчас оно кажется тебе непосильным, но это пройдёт. Ты ничего не знаешь о предательстве. Вот я его предал когда-то. – Гений явно гордился тем, что натворил в прошлом. – Хочешь, расскажу? Нет? – Гений немного растерялся, услышав отказ. – Но ведь это так интересно!

– Совершенно неинтересно.

– А что ты хочешь, чтобы я тебе рассказал?

– Басню.

– Ты вырос из басен.

– Я хочу басню.

– Ладно, слушай. «Голодная лисица увидела в дупле дерева хлеб и мясо, которые оставили там пастухи. Она влезла в дупло и все съела. Но утроба у неё раздулась, и вылезти она не могла, а только стонала и охала. Другая лисица пробегала мимо и услышала её стоны; подошла она и спросила, в чем дело. А узнав, что случилось, сказала: „Придётся тебе здесь сидеть, пока снова не станешь такою, какой вошла, а тогда нетрудно будет выбраться“. Басня показывает, что трудные обстоятельства со временем сами собой делаются легче» [66] . Как видишь, это басня как раз про тебя.

– А если бы басня была про медведя, было бы смешнее, – сказал Постум.

Он уже почти успокоился. Да, у него странная жизнь. Но любая замечательная жизнь всегда такая – Местрий Плутарх читал жизнеописания, составленные его знаменитым предком из Херонеи. К примеру, Гай Гракх. Отец Гая умер, когда мальчику не было и года. Его с братом воспитала мать, умная и энергичная дочь Сципиона Африканского. А Постум по ночам беседовал с мамой – почти каждую ночь. И потом, у него есть Гет. А теперь ещё и гений.

Постум был уверен, что его жизнь будет замечательной.

Только бы Крул сдох поскорей. Тогда бы жизнь стала почти сносной.

Глава XVI

Игры в Риме (продолжение)

«Новый библион Макрина под названием „Я без тоги“, описывающий нашего Вождя, пользуется необыкновенной популярностью».

«Акта диурна», канун Ид марта [67]
I

Утром приходила Валерия, и Постум долго выслушивал её нудные поучения. Бывшая весталка старательно играла, имитируя заботу и нежность. Плохо играла – актриса из неё была никудышная. К маленькому мальчику, сидящему в курульном кресле, она не испытывала никаких чувств. Она сама же и страдала от своего равнодушия. Постум видел это слишком ясно. Но у него хватило терпения выслушать заунывные поучения старой тётки, мысленно пообещав ускользнуть от следующей встречи.

И тут ему в голову пришла восхитительная мысль:

– Тётушка, а почему бы тебе не поехать в Альбион? Ты встретишься с Марком Габинием…

– Он женат! – воскликнула Валерия.

– Ну и что? Он может развестись. Я дам тебе приданое – ведь я теперь богат. Хочешь миллион сестерциев?

– Постум! Что ты говоришь такое!

– Соглашайся, Валерия. Поскорее. Пока Бенит не узнал и не подстроил какую-нибудь гадость. Ты родишь мне братика и вернёшься. Идёт?

Она механически кивнула. План был безумным и неосуществимым, но восхитительным. О нем можно было немного помечтать. Голова её кружилась, когда она вышла из дворца. Увидеть Марка, обнять его, сказать: «Прости…»

Она торопливо шла по улице, закутавшись в паллу так, чтобы нельзя было разглядеть её лица. В следующий миг ей уже мнилось, что она идёт по улицам Лондиния. Оглядывается по сторонам, отыскивая нужный дом.

Потом остановилась. Тряхнула головой. Глупо. Она ведь не девочка. Ребёнок пообещал ей миллион, посулил счастье. А она поверила, как будто ей пятнадцать лет.

И потом… разве она может бросить Постума? Она должна быть с ним. Должна.

II

Вечером Постум повесил портрет Крула на стену. Примеривался долго. Плюнул. Плевок угодил в лоб. Ещё один плевок. Этот не долетел, шлёпнулся на пол. Постум плевал, наверное, минуты три. Потом слюна иссякла. Император сидел на кровати и смотрел в потолок. Что бы ещё придумать? Как досадить Крулу? Подсыпать рвотного в вино? Это он уже делал. Слабительное в ветчину? Тоже было. Эти средства слабого действия. Нужно что-то сильное. Но вот что?

Эй, золотая Фортуна, подсказала бы. Почему ты не помогаешь тем, кто честен, и голубишь всякую мразь вроде этого Крула или его внучонка Бенита? А вот и сам Бенит. Самодовольный голос рокочет в соседней комнате. Явился, будто Постум его звал. Мальчишка едва успел сорвать заплёванный портрет Крула и припрятать, прежде чем Бенит вступил в спальню.

– Нам надо поговорить, Август. – Голос Бенита подозрительно мягкий, заискивающий, значит, задумал какую-то гадость.

– Говори, – милостиво разрешил император.

Постум принял наигранно равнодушный вид. Ага, наконец-то! Вспомнил про письмо. Вернее, не забывал. Ждал подходящего момента.

– Я – диктатор и фактический правитель Рима. – Мог бы и не напоминать. Это Постум помнит каждую минуту. – Но тот, кто правит Римом, должен знать имя его гения.

– Всех гениев сослали на Землю, – напомнил Постум. – Пойди спроси.

– Не всех, мой друг. Этого не сослали. Уж поверь – несколько сотен гениев находится у меня в услужении, и мне известны почти все их маленькие тайны.

– Почему же ты не знаешь тогда имя гения Рима?

– Я же сказал – почти все. Никто из них не знает этого имени. – Постум разглядывал золотую Фортуну, стоящую у изголовья императорской кровати, и делал вид, что размышляет. – Ты должен сказать его мне.

– А что ты будешь делать, когда перестанешь быть диктатором? – насмешливо спросил Постум. – Неужели?… – Император провёл ребром ладони по горлу. – Неправитель, знающий имя гения Рима, должен умереть.

– Это так не скоро, мой мальчик.

«Мой мальчик», – передразнил мысленно Постум. Но пусть Постума сожрёт Орк, если он поверит, что Бенит перережет себе горло ради блага Рима.

– Ты можешь просить что угодно взамен, – голос Бенита сделался вкрадчив.

– Ты торгуешься со мной? С императором Рима? – Постум надменно глянул на Бенита.

– Ну не то чтобы… – Бенит шутливо изобразил покорность.

– Ты можешь меня только задобрить. Без всяких условий.

– Мороженое? Конфеты?

– Как ты дёшево ценишь своего Августа, диктатор Бенит, – перебил мальчик. – Моя матушка перевела на моё имя все своё состояние.

вернуться

66

Басня 24-го основного эзоповского сборника.

вернуться

67

14 марта.