Валерия поджидала протестующих у Аппиевых ворот. Она надеялась возглавить процессию. Но идущий впереди Гай Флакк, сын сенатора и главы оптиматов, отстранил её:
– Валерия Амата, тебе лучше не присоединяться к нам.
Он был самолюбив и одновременно не уверен в себе – потому и говорил слишком громко и слишком много жестикулировал. Римлянин всегда должен держаться с достоинством. Но не хватало, катастрофически не хватало щуплому и низкорослому Гаю Флакку степенности.
– Почему? Ты боишься за меня? – Валерия снисходительно улыбнулась юноше. – А я не боюсь.
– Да, боюсь. Но не за тебя. А за наше дело. – И Гай Флакк протянул ей номер «Акты диурны» с отмеченным красным заметкой.
Валерия пробежала глазами по строкам…
– Что ж это такое? Не понимаю. Получается, я во всем виновата? Может, ещё скажут, что и легионы под Нисибисом погибли из-за меня? И Руфин умер из-за меня? Из-за того, что я была наполовину сиротой, когда пришла в храм Весты?
– Получается, что так. Тебя не имели права принимать в весталки. Но приняли. Был нарушен обычай. А этого боги не терпят. И они обрушили свой гнев на Рим.
– Боги или люди? – Валерия скомкала вестник.
Флакк не ответил и ускорил шаги.
– Неужели боги так мелочны?! – крикнула весталка в спину молодому Флакку.
Ей никто не ответил. Люди, проходящие мимо, старались смотреть в сторону или себе под ноги. Знают… И самое противное, что верят. Неужели почти тридцать лет жизни зря? Все зря?! «Идиоты!» – хотелось ей крикнуть идущим. Но нет, нет, она не должна никого винить. Это всего лишь очень точный, очень подлый удар Бенита. Сокрушительный удар. Или все-таки так и есть? И все в мире зависит лишь от формы? От соблюдения обычая… Форма определяет все. Добро и зло, лишённые формы, перестают быть добром и злом.
Процессия растянулась. Валерия приметила, что кое-кто начал отставать, пробираясь в хвост колонны. Многие потихоньку поворачивали назад. И колонна лишь поначалу выглядела внушительной. Когда через несколько минут Валерия увидела её хвост, то поняла: не получилось демонстративного исхода. Не большинство, и даже не значительная часть, а всего несколько тысяч человек покидали Вечный город. И хотя репортёры альбионских и винландских вестников старательно щёлкали фотоаппаратами, выбирая ракурсы так, чтобы колонна протестующих казалось бесконечной, эти фото ничего не могли изменить. Уверенные в недолговечности Бенитовой власти, в Альбионе и Винланде будут ждать, когда разъярённые поклонники Закона и Свободы вытащат Бенита из курии. Они будут ждать день за днём, год за годом, пока не устанут. А жителям Рима ясно уже, что противники Бенита проиграли, не начав бой.
Роксана Флакк остановилась подле Валерии. Вернувшись из плена, Роксана коротко постриглась и стала носить мальчишеские туники. Сейчас на ней была короткая туника со шнуровкой на груди и кожаные брюки до колен.
– Мы напрасно затеяли эту демонстрацию, правда? – спросила Роксана. – Римлянам нравится Бенит. А Флакк – нет. Так что топать дальше нет смысла. Только натрём ноги и устанем. Пойдём-ка лучше домой и тяпнем фалерна.
Тут только Валерия почувствовала, что от девушки изрядно пахнет вином.
Роксана вдруг захохотала.
– Знаешь, что мне это напоминает? – спросила Роксана, давясь от смеха. – Вся эта нелепая ходьба? Ползание под рабским ярмом. Да, да, мы все ползём под рабским ярмом, а воображаем, что протестуем. – Жаль, что тебя не зарыли в могилу, Валерия Амата. В этом был бы какой-то смысл. Да, в этом был бы смысл… А вот в этом… – Она махнула вслед уходящим, – никакого смысла нет. Только т-с-с… Я никому не имею права говорить про ярмо. Меня убьют. Кассий Лентул меня убьёт, если узнает, что я проболталась. Мы все дали клятву. Я и Лентул. Но тебе можно… Тебе, сестрица, можно…
И Роксана двинулась назад нетвёрдой походкой.
А к Валерии подошёл хмурый центурион и сказал:
– Валерия Амата, позволь проводить тебя в Дом весталок!..
Не сразу она узнала в нем человека, который сопровождал её в Эсквилинскую больницу, и вся вспыхнула.
– Ты… как ты осмелился?
– Я выполняю приказ. Мне велено проводить тебя в Дом весталок и следить за тем, чтобы ты его не покидала.
– Это что, домашний арест? – Валерия гневно нахмурила брови. – Меня должен сопровождать ликтор, а не центурион.
– Это забота о твоей безопасности, Валерия Амата. Ликтор пойдёт впереди. Я – сзади.
– Тебе самому не противно, центурион, делать то, что тебе приказывают? – Она повысила голос.
– Не надо оскорблять меня, – отвечал он.
И она смягчилась. Палач ведь никогда не виноват. В древности ликторы служили и почётной стражей, и палачами.
– А ты не можешь достать для меня бутылку фалерна? – спросила она. – Я дам тебе тройную цену.
Центурион едва заметно кивнул. И по дороге на деньги Валерии купил три бутылки фалерна. Себе он не взял ни сестерция.
А Дом бурлил и гудел, как растревоженный улей. В атрии Валерию ожидал Великий понтифик. Отныне Великая Дева должна передать свой титул другой весталке. Оставшиеся два года Валерии запрещено было покидать Дом. А также раз в месяц Великий понтифик будет стегать её плетьми до кровавых следов – её, раздетую, в одной полотняной тунике. Такова была епитимья за нарушение древнего обычая.
«Лучше бы я согрешила с Марком и меня закопали у Коллинских ворот, – подумала Валерия. – Ты бы, Веста, меня простила…»
Глава VIII
Игры в Риме (продолжение)
«Почти все демонстранты, покинувшие Город в канун Ид октября, вернулись обратно. Напрасно сенатор Флакк грозится возглавить второй поход. Ну что ж, он может прогуляться пешочком по Аппиевой дороге хоть до самого Брундизия. Возможно даже, к нему присоединится десяток сумасшедших.
Пожелаем им счастливого пути. А заседания сената пойдут куда эффективнее».
«Бирка отказывается от своих требований к Полонии благодаря мудрой внешней политике Бенита. Да здравствует ВОЖДЬ!»
Марка Габиния без всяких объяснений выпустили из карцера. Щурясь от яркого света, он медленно шёл по улице. День был чудный. Не жаркий, но тёплый. В лавках продавались розы и венки. Он купил венок и надел на голову.
– Марк! – К нему спешила девушка в белой коротенькой тунике и сандалиях с пёстрыми ремешками.
Он не сразу её узнал. Верма? Что она тут делает?!
– Как я рада! – Она обхватила его руками за шею и прильнула губами к его губам. – Тебя били, бедняжка?! – Она коснулась пальцами его покрасневшего века. Он поморщился. – Поедем скорее.
– Куда?… – спросил он обалдело.
– Как куда? Ко мне домой.
– А Валерия?… – Он был почему-то уверен, что у дверей карцера его встретит Валерия.
– Она в Доме весталок. Где же ей ещё быть?
Она взяла его за руку и повела к авто.
– Мы уедем в Альбион. В Риме нам делать больше нечего. Достаточно, что по делу Кумия меня допрашивали несколько дней подряд. А теперь ты… Нет, так больше нельзя. – Она уже распахнула дверцу новенького ярко-синего «кентавра».
– Но я не хочу ехать! – попытался протестовать Марк Габиний.
– Не хочешь ехать?! А чего хочешь? Чтобы тебя вновь посадили в карцер?
– Ты думаешь, меня вновь посадят? – Он болезненно передёрнул плечами.
– Что ж ты думаешь? Бенит ни за что не оставит тебя в покое. Ты же у нас знаменитость. Почти что гений.
Он послушно уселся в авто рядом с Вермой. Она взяла его руку в свою. Её ладонь была немного меньше, но куда сильнее. Если она сожмёт пальцы, ему не вырваться.
– Не бойся, Марк, я спасу тебя, – пообещала Верма, прижимаясь к нему. – Я уже все подготовила, даже домик в пригороде Лондиния арендован.
– Если я уеду, меня могут лишить гражданства.
– Ерунда! Валерия не позволит! Хотя после того как она заставила нас с тобой сыграть этот спектакль, от неё можно ждать всего чего угодно.
20
30 сентября.