Но слышал в ответ лишь детский безутешный плач или совершенно невнятное бессмысленное бормотание.

Джучи-хан давно уже ускакал подальше от города сумасшедших. Нукеры успели раскинуть для него юрту, и теперь в медном котле для хана варился бараний суп. Сам он сидел в юрте на персидском ковре и хмуро слушал донесения нукеров.

А пламя над крышей завода поднималось все выше. Огонь никто не пытался гасить.

Глава IV

Игры в Хорезме (продолжение)

На следующий день уже после заката солнца два монгола остановились у ворот постоялого двора. За последний год ворота не раз и не два вышибали и срывали с крюков. Доски были набиты в два, а кое-где и в три ряда, так что ворота напоминали латаный-перелатаный халат какого-нибудь базарного попрошайки. Сейчас ворота были заперты изнутри. Над входом горел тусклый фонарь, подвешенный к металлической скобе. Несмотря на сложные времена, хозяин сумел разжиться генератором – из-за глинобитной ограды доносилось его негромкое тарахтенье.

– Открыть ворота! – крикнул один из монголов и с такой силой ударил кулаком, что одна из досок треснула. Тут же внутри послышалась приглушённая возня, сдавленный испуганный шёпот, и наконец одна половинка ворот со скрипом отворилась. Монголы, ведя за собой вьючных лошадей, въехали во двор. Хозяин, толстенький, чернобородый, изрядно облысевший армянин, кинулся подержать стремя нежданному гостю. Но тот бесцеремонно оттолкнул блюдолиза. Монголы легко спрыгнули на землю. Оба они были высокого роста – прежде хозяин никогда не видал среди степняков таких великанов.

– Комнату в стороне от прочих, – приказал здоровяк-монгол.

Одеты они были так, как одеваются монголы: в синие чекмени, в шапки с лисьими хвостами, на ногах – чутулы. Лица у путников были тёмные, обветренные, с одинаково узкими, будто заплывшими глазами. Что-то странное было в этих лицах, но в тусклом свете горящего у ворот фонаря разглядеть гостей получше хозяин не мог. К тому же перед повелителями Вселенной лучше всего стоять с низко опущенной головой. Не поднимал хозяин глаз и тогда, когда поднимался по лесенке наверх, показывая дорогу. Монголы топали следом и сами тащили наверх огромный кожаный чувал. Наверняка мешок полон добычи – золотых украшений и прочего добра, награбленного в Хорезме. Говорят, монголы вспарывают убитым животы, чтобы отыскать в кишках проглоченные драгоценности. Гости скинули чувал на пол, и, как показалось хозяину, – или в самом деле только показалось? – кожаный мешок издал тихий стон.

– Накорми лошадей, а нам сюда наверх подай окорок и бутыль вина, – приказал один из монголов и захлопнул дверь перед носом армянина.

Тот ещё несколько секунд стоял совершенно ошарашенный. Вообще-то монголы никому не доверяют присматривать за своими лошадьми, но коли багатур приказал, то хозяин все исполнит как надо. Армянин спустился вниз и осмотрел лошадей – они были все в пене и явно притомились в пути. И были это не низкорослые монгольские лошадки, выносливые и неприхотливые, а превосходные арабские скакуны. Хозяин поскрёб в затылке. Но опять же все его размышления свелись к тому, что надо исполнить приказ, а не раздумывать, почему заезжие такие верзилы и почему лошади у них арабских кровей, и почему сами они втащили наверх свой чувал, а не велели позвать слуг, и почему этот чувал стонал человеческим голосом.

Тем временем в комнате Логос сдёрнул с лица латексную маску. Такие маски обожают использовать во время праздника дурака в феврале или во время шутовских шествий, а ещё чаще – в июньские Иды. В этот день очищался храм Весты, а музыканты устраивали свой праздник, все разгуливали в нелепых одеждах, женщины – наряжённые как мужчины, мужчины – в женских нарядах, все в масках, с флейтами, и повсюду царило веселье и шутовство.

– Хозяин ничего не заметил? – спросил Икел, сдирая с лица свою маску и громко отдуваясь.

– Не заметил. Надеюсь.

– На крайний случай, у нас есть золотая пайца Триона.

Логос распутал завязки чувала. В нос ударил запах фекалий. Кряхтя и ругаясь, Трион выбрался наружу и на четвереньках пополз к кровати.

– Может, Триошу лучше просто убить? – предложил Икел, с улыбкой глядя на пленника и бывшего союзника, которого он предал, как прежде предал императора Руфина. Но предательства эти получались сами собою. Как побочный эффект при достижении важной цели. Сам Икел даже мысленно не произносил слово «предательство». Он всего лишь делал то, что должен был делать.

– Я доставлю Триона к Элию, – сказал Логос. – Пусть тот его судит.

– Трудноватое задание, – вздохнул Икел. – Убить проще.

Тут он заметил, что светлые волосы Логоса сделались какого-то странного красного оттенка. Не мог же Логос их покрасить. Или показалось? Или лампа дрянная? Икел все же спросил. Логос подошёл к осколку зеркала, что висело в простенькой деревянной рамке на стене.

– Это начало метаморфозы. Я облучился, когда вытаскивал из вашего «толстяка» заряд. Подозреваю, что схватил очень много.

– Ты умрёшь? – голос Икела звучал равнодушно. После того как они удрали из городка Триона, его ничто больше не волновало.

– Изменюсь. Только не знаю, как. Могу ослепнуть. Такое бывает: я слепну и вижу другой мир. Там темнота заменяет свет, а света нет вообще. Не знаю, есть ли там время, а если есть, течёт ли оно прямо или движется по кругу.

– А… – только и выдохнул Икел.

В это время раздался стук в дверь.

– Под кровать! – приказал Логос Триону, пнул того в бок и принялся спешно напяливать латексную маску.

Икел предпочёл больше не рядиться, завалился в одежде на кровать и отвернулся к стене. Запихнув чувал вслед за Трионом под кровать, Логос распахнул дверь. Хозяин стоял на пороге, слащаво улыбаясь и держа в руках поднос со свиным окороком и бутылью вина.

– Все, как велел господин, – забормотал хозяин, пристально оглядывая комнату.

Логос выхватил у него поднос и приказал:

– Проваливай!

Только теперь хозяин заметил, что губы монгола не шевелятся, когда тот говорит. Это его так поразило, что он даже не осмелился задать вопрос о плате.

Дверь захлопнулась, а хозяин все ещё стоял в коридоре и яростно скрёб затылок.

– А вы глупые ребята, – захихикал Трион, выползая на четвереньках из своего укрытия. – Из вашей затеи ничего не выйдет. Уж это я вам обещаю. Сильнее Чингисхана сейчас в мире нет никого. И потому умные служат ему.

– Да, я глуп, – согласился Логос, – ибо не понимаю, почему боги не уничтожили этого мерзавца за его фокусы.

– Нам неведомы замыслы богов, – отозвался Трион. – Может быть, напротив, боги хотели, чтобы я сделал то, что я сделал. И это было даже предсказано. Вспомни Эсхила и его «Прикованного Прометея»:

Быть может, я и есть Прометей? Да, да, я – Прометей! Я – бог! – От этого внезапного открытия Трион пришёл в восторг. Он истерически хохотал и хлопал в ладоши.

– Бог? – с сомнением переспросил Логос. – Ты – бог? Что ты знаешь о богах?!

– Боги умны, а люди глупы. Минуций говорил, что больше всего на свете ненавидит глупость. Иметь дело с глупцами ужасно. Глупость, как энтропия, возрастает в мире.

– Глупость возрастает… – повторил Логос.

Он выдохнул и стал наблюдать, как струйка его дыхания смешивается с воздухом. И что-то в этом процессе ему очень не понравилось. Он нахмурился и спросил сам себя:

– Но почему?